Ученые зафиксировали катастрофическое сокращение количества видов насекомых

Количество видов насекомых сокращается — ученые сделали такой вывод на основе нескольких долгосрочных исследований по всему миру. В основном проблемы касаются заповедных зон. Например, огромное количество ошибок, которые привели к их гибели, было совершено в Национальном лесу в Пуэрто-Рико.

Международная группа биологов подсчитала, что за последние 35 лет численность беспозвоночных, таких как жуки и пчелы, сократилась на 45%. В местах, где имеются долгосрочные данные о насекомых, главным образом в Европе, численность насекомых также резко сокращается. Исследование в прошлом году показало, что 76% летающих насекомых, которые существовали в последние несколько десятилетий в немецких заповедниках, исчезли.

Последний доклад, который касается распространения насекомых в Северной Америке, показывает, что эта тенденция распространяется и там. Авторы исследования предполагают, что в первую очередь это связано с изменениями климата. Они также отмечают, что полученные цифры кажутся им «катастрофическими».

Цифры показались исследователям слишком большими. Они обратились к независимым ученым, которые уже проанализировали количество насекомых на разных территориях. Однако каждый метод подсчета показал, что биомасса (сухой вес всех отловленных беспозвоночных) значительно уменьшилась с 1976 года по сегодняшний день. По грубым подсчетам, она теперь составляет 12,5% от того, что можно было наблюдать прежде. В период с января 1977 года по январь 2013 года уловы в липких наземных ловушках сократились в 60 раз.

«Исследование является настоящим тревожным сигналом о том, что это явление может быть гораздо более масштабным и охватывает многие другие экосистемы, — отметил Дэвид Вагнер, эксперт по сохранению беспозвоночных в Университете Коннектикута, который не участвовал в этом исследовании. — На самом деле это самая шокирующая научная статья, которую я когда-либо читал».

Как животные видят в темноте?

В безлунную ночь уровень освещенности может быть в 100 миллионов раз ниже, чем при ярком дневном свете. И если мы практически слепы и совершенно беспомощны в темноте, кошки вполне успешно выслеживают добычу, а бабочки проворно порхают между цветами на наших балконах. Пока мы спим, миллионы других животных полагаются на свои зрительные системы, чтобы выживать. То же самое можно сказать о животных, обитающих в вечной темноте глубокого моря. Более того, подавляющее большинство животных в мире в основном активно при тусклом свете. Как им удается пользоваться такими мощными зрительными характеристиками, особенно насекомым, с их крошечными глазами и мозгами меньше рисового зернышка? Какие оптические и нейронные стратегии они развили, чтобы хорошо видеть при тусклом свете?

Чтобы ответить на эти вопросы, давайте обратим внимание на ночных насекомых. Несмотря на их миниатюрные зрительные системы, ночные насекомые прекрасно видят в тусклом свете. В последние годы мы обнаружили, что ночные насекомые могут избегать и фиксироваться на препятствиях во время полета, различать цвета, обнаруживать слабые движения, изучать визуальные ориентиры и использовать их для самонаведения. Они могут даже ориентироваться, используя слабую картину звездной поляризации, которую создает Луна, и перемещаться, используя созвездия звезд на небе.

Во многих случаях эта визуальная производительность кажется совершенно нарушающей то, что физически возможно. Например, ночная центральноамериканская пчела Megalopta genalis поглощает всего пять фотонов своими крошечными глазами, когда уровни света находятся на предельно низком уровне — совершенно неуловимый визуальный сигнал. И тем не менее в глубокой ночи она может перемещаться по густому и запутанному тропическому лесу во время нагула и безопасно возвращаться в свое гнездо — незаметную выдолбленную палку, подвешенную в подлеске.

Чтобы узнать, как вообще такое возможно, ученые начали изучать бражников. Эти прекрасные насекомые — колибри беспозвоночного мира — представлены изящными, быстро летающими бабочками, которые постоянно ищут цветы с нектаром. Как только цветок найден, моль парит перед ним, высасывая нектар с помощью хоботка, ротовидной трубки.

Ночной европейский бражник Deilephila elpenor — это прекрасное существо, прячущееся в пернатых розовых и зеленых чешуйках, собирающее нектар в глубокой ночи. Несколько лет назад ученые обнаружили, что эта бабочка может различать цвета ночью, первое ночное животное, этим известное.

Недавно эта бабочка раскрыла еще одну из своих тайн: нейронные трюки, которые она использует, чтобы хорошо видеть при очень тусклом свете. Эти трюки, конечно, используются и другими ночными насекомыми, такими как Megalopta. Изучив физиологию нервных цепей в зрительных центрах мозга, ученые обнаружили, что Deilephila может хорошо видеть в тусклом свете, эффективно складывая фотоны, которые собирает в разных точках пространства и времени.

Это немного похоже на увеличение выдержки на камере при слабом освещении. Если позволить затвору оставаться открытым дольше, больше света достигнет датчика изображения и получит более яркое изображение. Недостатком является то, что все, что движется быстро — как проезжающий автомобиль, — не получит разрешения, поэтому насекомое его не увидит.

Нейронное суммирование

Чтобы комбинировать фотоны в пространстве, отдельные пиксели датчика изображения можно объединить в пул, создав меньшие, но большие числом «суперпиксели». Опять же, недостатком этой стратегии будет то, что даже при высокой яркости изображения оно будет размытым и лишенным четких деталей. Но для ночного животного, которое пытается жить в темноте, возможность видеть яркий, но лишенный деталей и медленный мир, будет лучше, чем не видеть вообще ничего (а это единственная альтернатива).

Физиологи показали, что нейронное суммирование фотонов во времени и пространстве чрезвычайно полезно для ночной деилефилы. При любой интенсивности ночного света, от сумерек до звезд, суммирование существенно повышает способность деилефилы хорошо видеть при тусклом свете. Фактически, благодаря этим нервным механизмам, деилефила может видеть при в 100 раз более тусклом свете, чем в противном случае. Преимущества суммирования настолько велики, что другие ночные насекомые тоже, очень вероятно, полагаются на него, чтобы хорошо видеть в ночи.

Мир, наблюдаемый ночными насекомыми, может быть не таким острым или хорошо разрешенным, как тот, что видят их активные дневные родственники. Но суммирование гарантирует, что он будет достаточно ярким, чтобы можно было перехватить добычу, долететь до гнезда и избежать препятствия. Без этой способности они были бы столь же слепыми, как и все мы.

Шмели узнают друг друга по запаху ног

По запаху, оставшемуся на цветке, шмель может  определить, кто сюда прилетал – кто-то свой или кто-то чужой.

Наверняка многие, наблюдая за пчелами и шмелями, задавались вопросом, как они отличают еще нетронутые цветы от тех, на которых уже побывал кто-то из «коллег» и, возможно, забрал весь нектар. Если садиться на все подряд, то получится большая трата времени и сил, так что наверняка у этих насекомых есть какой-то способ узнавать, был ли тут кто-то другой или нет.

Исследователи из Бристольского университета считают, что, по крайней мере, шмели в таких ситуациях полагаются на свое обоняние, принюхиваясь к следам лапок, которые оставили на цветах они сами или их товарищи.

Известно, что лапки шмелей выделяют особый секрет и оставляют его на любой поверхности, какой ни коснутся. Ричард Пирс (Richard F. Pearce) и его коллеги учили шмелей выбирать между искусственными цветами, наполненными сиропом или же обычной водой. На «цветах» специально оставляли шмелиные следы, и шмель в эксперименте имел дело с тремя запахами: своим собственным, товарища по гнезду, или постороннего шмеля из другого гнезда.

Сначала шмелям предлагали «цветы» с сиропом, на которых были следы кого-то из своего же гнезда, и «цветы» с водой, на которых были следы кого-то чужого. Шмели быстро понимали, что товарищи оставляют следы там, где есть сироп, так что на следующем этапе, когда «цветы» с разными следами наполняли одной водой, насекомые все равно летели на запах друзей.

Точно такой же опыт поставили с другой парой запахов: собственным запахом шмеля и запахом его товарищей по гнезду. Результаты был тот же: насекомые быстро выучивали, чей запах соответствует сладкому угощению. Полностью результаты экспериментов опубликованы в Scientific Reports.

Правда, сами исследователи признают, что их результаты говорят лишь о способности шмелей различать объекты по запаху ног, что же до того, как они эту свою способность используют в природе, тут пока не все ясно. С одной стороны, можно предположить, например, что шмель, почувствовавший запах кого-то из своего гнезда, сочтет, что нектар здесь уже выпили и тратить время на цветок не стоит.

С другой стороны, запасы нектара в цветах все время пополняются, и можно представить, что запах товарищей указывает на цветы с особо вкусным и обильным содержимым. Не будем забывать, что шмели могут отличать по запаху своих от чужих – наверно, информация о перемещении чужаков им тоже для чего-то нужна. Удивляться не стоит – после их знаменитых «игр в футбол» от шмелей можно ожидать всего, чего угодно.

Свидание втроем

Некоторые пауки ухаживают за своими самками сообща.

У пауков-волков семейства Lycosidae личная жизнь происходит по обычному паучьему сценарию: самец, стараясь соблазнить самку, подает ей разные знаки, если же самку это не впечатлит, она с большой вероятностью самца просто съест.

Но представим, если чужой брачный ритуал заметит еще один самец – что ему помешает присоединиться к ухаживанию, особенно, если ухаживание проходит успешно? Именно такие свидания втроем между пауками-волками Rabidosa punctulata наблюдал у себя в саду Мэтью Персонс (Matthew Persons), профессор биологии и экологии Университета Саскеханны. Подробно задокументировав происходящее, он написал на основе своих наблюдений статью, которая должна вскоре появиться в Journal of Arachnology.

По словам Мэтью Персонса, одним лишь ухаживанием дело не ограничивалось – членистоногие так втроем и переходили к спариванию. Для самки тут нет никаких неудобств: половые органы у нее парные, как раз для каждого из двух самцов. Для кавалера, который, так сказать, присоединился, плюсы тоже очевидны: для него это возможность оставить потомство, минимизировав шансы быть съеденным.

Но и тот, кто первым начал брачный ритуал, тоже выигрывает от сложившейся ситуации: если у него появляется помощник, то всю тяжесть умиротворения самки можно разделить на двоих, а то и вовсе переложить дальнейшее выполнение ритуала на «сменщика». С другой стороны, пауков может заметить хищник, и тогда дополнительный партнер может поработать дозорным, который вовремя заметит опасность – особенно, если другой увлечется ритуалом и перестанет вообще замечать что-либо вокруг себя. Наконец, такое сотрудничество избавляет самцов от выяснения отношений друг с другом.

Однако, когда дело доходило до спаривания, проблем уже было не избежать. Те самцы, которых наблюдал исследователь, старались помешать друг другу ввести семенную жидкость в половые пути самки, сами по ошибке пытались осеменить другого самца, начинали бороться, из-за чего им приходилось прерывать спаривание и начинать все заново. (Семенную жидкость пауки-самцы удерживают в специальном органе на педипальпах – то есть на второй паре конечностей, – и во время спаривания им приходится манипулировать педипальпами, чтобы семенная жидкость попала в половые пути самки.) Все это сильно затягивало процесс: если обычно брачный ритуал у пауков-волков длится от 25 минут до полутора часов, то на свидания втроем времени уходило уже намного больше (одна паучья троица потратила на спаривание целых четыре часа).

Многочасовой брачный ритуал опасен, во-первых, тем, что группа очень долго совокупляющихся пауков с большой вероятностью привлечет внимание хищника, а во-вторых, сама самка может проголодаться и забыть, чем они тут все, собственно, занимаются. Но, раз самцы все-таки идут на свидание втроем, значит, в некоторых таких случаях плюсы перевешивают риск.

Муравьи топают громче термитов.

Муравьи и термиты пребывают в постоянной вражде, и, когда муравьи находят термитник, то термиты стараются как можно быстрее заделать проходы к своей королеве, пожертвовав каким-то количеством солдат и рабочих. Несмотря на угрожающие челюсти, термиты в таких сражениях обычно гибнут под натиском муравьев, и единственный способ спасти колонию – это как можно быстрее закрыть в гнезде все входы и выходы. Однако при всем при том термиты порой бродят буквально в нескольких миллиметрах от муравейника, а муравьи их почему-то не замечают.

Можно было бы предположить, что тут все дело в запахах – ведь известно, сколь большую роль играет обоняние в жизни насекомых, и легко представить, что термиты просто вовремя чуют муравьев и спешат убраться с дороги. Однако, как пишут в Ecology Letters исследователи из Университета Нового Южного Уэльса, здесь все дело не в запахах, а в исключительно чутком слухе термитов.

Себастиан Оберст (Sebastian Oberst) и его коллеги сумели записать вибрации, которые производят топающие по земле термиты и муравьи (эксперименты с насекомыми пришлось проводить в специальной комнате, сверхизолированной от каких-либо звуков и вибраций извне). Оказалось, что муравьи действительно топают – их шаг по сравнению с термитами оказался в сто раз громче. Так что термиты легко могут заниматься своими делами вплотную к муравейнику: они заранее услышат приближение хищника и вовремя увернутся от опасности.

Конечно, стократная разница в громкости – это в среднем. Среди термитов есть такие, которые таскают еду у других, и, понятно, что в таком случае паразит будет передвигаться тише, чем хозяин. Некоторые исключительно тихие виды термитов передвигаются настолько легко, что, пробеги они по коже, человек ничего не почувствует. В свою очередь, те из муравьев, что охотятся на других муравьев, научились ходить «по-термитному» тихо, чтобы иметь возможность подобраться к добыче.

Насекомые выбирают дома богачей.

Бок о бок с человеком обитает множество других живых существ — от микроорганизмов до домашних животных. В ряду «соседей» — насекомые и другие членистоногие. Ученые установили, в каких домах их можно встретить чаще всего.

Биологи не так уж часто обращают свое внимание на представителей мира фауны, скрывающихся в домах человека. Существует всего несколько исследований, посвященных связи природы и человеческого жилища. Сравнительно недавно ученые заинтересовались количеством насекомых, обитающих по соседству с людьми. Оказалось, что помимо клопов, пауков или тараканов, постоянно попадающих в поле зрения, в домах живут сотни других им подобных существ. Всего ученые насчитали около 500 видов.

А недавно специалисты решили узнать, чем руководствуются членистоногие при выборе места обитания. Они отталкивались от более ранней научной работы, в рамках которой ученые обнаружили огромное биоразнообразие в богатых районах по сравнению с более бедными кварталами.

Тема заинтересовала биологов, и исследования в этом направлении продолжились. В результате энтомологи из Калифорнийского университета в Беркли установили, что в богатых домах, действительно, живет значительно больше насекомых и других членистоногих, чем в бедных.

Были найдены и причины. В частности, состоятельные домовладельцы выбирают «зеленые» районы и нередко имеют собственный сад, а это привлекает представителей фауны. Свою роль играет и большее пищевое разнообразие.

Согласно полученным данным, в среднем в каждом богатом доме можно найти около 100 видов насекомых и других членистоногих, тогда как в бедных — до 50-ти. Ученые вместе с тем предупреждают, что опасности для человека они, как правило, не представляют.

Насекомые летают тоннами.

По данным радаров, ежегодно над Великобританией пролетают от 2 до 5 триллионов самых разных насекомых.

Кроме птиц, регулярные миграции свойственны многим насекомым, и один из характерных примеров здесь – бабочки-монархи, которые совершают сезонные перелёты через всю Северную Америку (кроме того, монархи известны тем, что способны перелетать через Атлантический океан). И всё же склонность насекомых к массовым миграциям долгое время недооценивали, во многом просто из-за недостатка данных и отсутствия инструментов, позволяющих за ними наблюдать.

Однако ещё в 70-е годы прошлого века британские энтомологи начали использовать мобильные радары, чтобы следить за перемещениями саранчи и других вредителей. К концу 90-х годов в Ротамстедской опытной станции в Великобритании поставили стационарный радар, который должен был отслеживать перемещения в небе насекомых самого разного калибра. Вскоре стали появляться первые любопытные результаты: так, с помощью ротамстедской установки удалось выяснить, что крупные бабочки, которые летом живут в Англии, а зиму проводят на Средиземноморье, используют попутный ветер, чтобы облегчить свой путь.

Со временем приборы для слежки за перелётными насекомыми установили ещё в нескольких местах Соединённого Королевства. И вот сейчас Джейсон Чепмэн (Jason W. Chapman) из Ротамстедской опытной станции, Гао Ху (Gao Hu) из Пекинского сельскохозяйственного университета и их коллеги из ряда других научных центров решили посчитать, много ли вообще насекомых совершает длительные путешествия. Исследователи проанализировали данные, собранные тремя радарами (в том числе и ротамстедским) с 2000 по 2009 годы. На радары попали насекомые среднего размера, вроде божьих коровок и клопов-гребляков, и крупные – вроде бражников и водяных жуков, летавшие на высоте от 120 м до 1200 м; количество более мелких существ оценивали, собирая образцы с помощью воздушных зондов.

В итоге получилась совершенно невероятные цифры – в статье в Science авторы пишут, что ежегодно над Великобританией (точнее, над южной её частью) проносятся от 2 до 5 триллионов насекомых, которые в сумме весят несколько тысяч тонн. Каждый год все эти тонны летят то с юга на север, то с севера на юг, пытаясь поймать попутный ветер, который помогает им перемещаться со скоростью 58 км/ч. В сумме за десять лет крупные и мелкие насекомые совершили две с лишним тысячи перелётов, больше половины – в светлое время суток.

Но если столько их летает над северной европейской страной, то можно представить, что происходит в небе над тропическими лесами, где биоразнообразие заметно побольше. Здесь, конечно, нужны дополнительные исследования и данные из других мест планеты.

Однако вряд ли стоит сомневаться в том, что миграции насекомых – это, говоря экологически, крупнейшие перемещения биомассы, и они просто не могут не оказывать влияния на те экосистемы, откуда они улетают и куда прилетают. Если вдруг такие перемещения прекратятся – например, из-за человеческой деятельности – то кто знает, какие экологические последствия могут тут воспоследовать.

Мыши чувствуют боль своих сородичей.

Результаты исследования, проведенного учеными из Университета Орегона, свидетельствуют о том, что мыши, находясь рядом с сородичами, которые испытывали боль, становились более чувствительны к болевым ощущениям.
Лаборатория Андрея Рябинина изучала влияние алкоголя на мышей, в частности, один из симптомов алкоголизма – повышение болевой чувствительности. Мыши были разделены на две группы: одна употребляла алкоголь или воду, а другая, контрольная, пила только воду. Ученые измеряли чувствительность боли у животных из обеих групп. После того как мыши были разнесены по разным помещениям, грызуны из экспериментальной группы, испытывающие синдром отмены, стали сильнее чувствовать боль, чем «трезвые» мыши.
Авторы повторили эксперимент, применив другие болевые раздражители: мышам вводили вещества, вызывающие воспаление, или же провоцировали синдром отмены с помощью инъекций морфина. В контрольной группе мышей, которые находились в том же помещении, чувствительность к боли увеличилась на 68%. Исследователи предположили, что животные каким-то образом ощущают боль других грызунов в том случае, если находятся с ними в одной комнате. Они провели серию экспериментов и продемонстрировали, что стресс не был причиной этого явления.
Мыши чувствовали чужую боль даже в том случае, если не видели других животных. Для того чтобы проверить, не было ли связано повышение чувствительности к болям с определенными запахами, ученые поместили в клетки «контрольных» грызунов опилки из клеток, в которых содержались мыши, испытывающие боль (животные вновь находились в разных комнатах). Это действительно привело к увеличению чувствительности к боли.
Пока неясно, существует ли подобное у людей, но некоторые наблюдения указывают на то, что такая ситуация действительно возможна.

Зачем муравьи целуются?

Муравьи, целуя своих личинок, передают им биохимические инструкции, регулирующие их рост и развитие.

Наблюдая за муравьями, можно заметить, как два муравья, стоя друг перед другом, соединяются ртами, будто в поцелуе.

Ничего любовно-эротического тут нет – насекомые на самом деле просто обмениваются пищей: муравей-рабочий отрыгивает еду и передаёт её муравью-няньке, который потом таким же способом кормит личинок. Такое поведение называется трофаллаксис, и он есть у многих общественных насекомых – ос, пчёл, термитов. В трофаллаксис вовлечены все члены колонии и не обязательно всё заканчивается личинками – взрослые особи могут просто кормить друг друга. (Иногда кормление происходит не рот в рот, а через анальное отверстие.) Считается, что смысл здесь не только в еде – кроме неё, при трофаллаксисе передаются запахи, играющие в жизни насекомых огромнейшую роль и с помощью которых члены колонии узнают друг друга. Иными словами, «поцелуи» нужны ещё и для укрепления социальных связей внутри сообщества.

Но еда и запах – ещё не всё. Лоран Келлер (Laurent Keller) и его коллеги из Лозаннского университета, Кембриджа, Университета Хайфы и ряда других научных центров исследовали состав жидкости, которой при трофаллаксисе обмениваются древесные муравьи Camponotus floridanus. Оказалось, что C. floridanus передают друг другу сложный химический коктейль, в котором есть иммунные белки, ростовые белковые факторы, пищеварительные ферменты, а также специальный ювенильный гормон, который необходим молодняку для правильного развития, управления поведением и половой системой (не говоря уже о веществах, помогающих, как мы сказали выше, узнавать членов колонии).

Ювенильный гормон особенно заинтриговал исследователей: раньше считалось, что он плавает в крови насекомых и принадлежит только той особи, в которой он синтезируется – теперь же оказалось, что его передают при трофаллаксисе. Можно представить, что, «целуя» своих личинок, взрослые муравьи тем самым определяют темп и характер их созревания. Чтобы проверить эту гипотезу, нескольким группам C. floridanus, в которых было 25–30 взрослых насекомых, вручали на воспитание от 5 до 10 личинок. Взрослых кормили едой, в которую либо добавляли ювенильный гормон, либо нет. Личинки в группах, которым давали «гормональную» еду, вырастали более крупными и в результате превращались в солдат – подразделение касты рабочих, члены которого отличаются большими размерами тела и челюстей. Гормон, поступая с пищей к муравьям-нянькам, переходил к молодняку, стимулируя рост личинок.

В статье в eLife авторы пишут, что похожий биохимический коктейль, компоненты которого влияют на рост и развитие членов колонии, они нашли ещё у двух видов муравьёв и у медоносных пчёл. В описанном эксперименте у нянек не было выбора, кроме как скармливать личинкам пищу с гормоном (его в еду добавляли экспериментаторы), однако можно представить, что в естественных условиях взрослые особи способны планировать будущее колонии, регулируя с помощью гормонов и других биоактивных веществ в слюне кастовый состав семьи, стимулируя иммунитет подрастающих особей (если колония страдает от какой-то инфекции) и т. д. Иными словами, «поцелуйный ритуал» для общественных насекомых – это не просто обмен пищей и запахами, это ещё и важный элемент управления и социальной инженерии.

Муравьи помогают тлям сохранять разнообразие окраски.

Полиморфизм окраски у тлей Macrosiphoniella yomogicola

Полиморфизм окраски у тлей Macrosiphoniella yomogicola. Фото с сайта blog.tamagaro.net

Для многих видов животных характерно наличие двух или более дискретных вариантов окраски (или других наследственных признаков). Считается, что устойчивое сохранение такого полиморфизма может быть обеспечено либо частотно-зависимым отбором (когда селективное преимущество получают особи с редким вариантом признака), либо разнородностью и переменчивостью условий среды, либо селективным преимуществом гетерозигот. Ни одно из этих объяснений не приложимо к тлям Macrosiphoniella yomogicola, у которых, тем не менее, наблюдается ярко выраженный полиморфизм по окраске. Японские энтомологи обнаружили, что в данном случае полиморфизм поддерживается муравьями, которые охраняют колонии тлей от хищников, получая в награду сладкие выделения. По невыясненным пока причинам самыми привлекательными для муравьев являются колонии тлей, в которых примерно поровну зеленых и красных особей. О таких колониях муравьи заботятся лучше всего, что, возможно, обеспечивает лучшее выживание тлей в полиморфных колониях. Это пока единственный известный случай, когда полиморфизм поддерживается за счет симбиотических отношений.

Известно три основных механизма, способных обеспечить сохранение в популяции нескольких дискретных вариантов наследственного признака (например, окраски). Это, во-первых, частотно-зависимый балансирующий отбор. Так называют ситуацию, когда приспособленность фенотипа связана обратной зависимостью с частотой его встречаемости, то есть когда выгодно быть обладателем редкого варианта признака. Любопытный пример такого отбора обнаружен у цихлид больших африканских озер, приспособившихся питаться чешуей других рыб. Чтобы выдернуть чешуйку, они подплывают к жертве либо сзади и слева, либо сзади и справа. Соответственно, среди чешуеедов есть формы с ротиком, повернутым влево либо вправо, причем признак этот наследственный. Соотношение двух форм из года в год плавно колеблется вокруг единицы. Это объясняют тем, что рост численности поедателей чешуй, атакующих слева, ведет к снижению числа жертв с необкусанным левым боком. Жертвы тщательнее берегут поврежденный бок, и селективное преимущество получают более редкие «правые» чешуееды. Но как только их станет больше, чем левых, поведение жертв изменится. Снова будет выгоднее нападать слева — и так до бесконечности.

Другой механизм поддержания полиморфизма основан на разнородности условий среды и «эволюционном компромиссе» между противоречивыми требованиями отбора. Например, у пауков Nephila maculata есть разноцветная полосатая и черная формы. Разноцветные пауки своей окраской привлекают мелких насекомых и заманивают больше добычи в сети, зато черные лучше переносят понижение температуры, потому что быстрее нагреваются на солнце. В зависимости от локальных микроусловий селективное преимущество получает то одна, то другая форма, и до тех пор, пока микроусловия остаются разнородными, ни одна не может вытеснить другую. Необходимо помнить, что в строго гомогенных условиях две формы, имеющие одинаковую (и не зависящую от частоты) приспособленность, не будут неопределенно долго сосуществовать в популяции. Их соотношение будет случайным образом колебаться до тех пор, пока одна из них не исчезнет (см. Дрейф генов).

Наконец, третий механизм, способный обеспечить устойчивое сохранение дискретного полиморфизма — сверхдоминирование, или селективное преимущество гетерозигот. Самый известный пример связан с серповидноклеточной анемией: гомозиготы по мутации в гене HBB страдают анемией, гомозиготы по отсутствию этой мутации беззащитны перед малярийным плазмодием, а гетерозиготам лучше всех: оба недуга угрожают им лишь в небольшой степени. Результат — устойчивый полиморфизм по форме эритроцитов в человеческих популяциях, живущих в малярийных районах. Другой пример работы данного механизма описан в новости Почему половой отбор не может обеспечить всех баранов большими рогами («Элементы», 07.10.2013).

Для многих видов тлей характерен полиморфизм по окраске. Чаще всего встречаются две формы тлей: зеленая и красная. Окраска зависит от пигментов-каротиноидов, на синтез которых влияют как гены самой тли, так и ее бактериальные симбионты (см. Симбиотические бактерии перекрашивают своих хозяев в зеленый цвет, «Элементы», 30.11.2010). В летний период, когда тли размножаются партеногенетически, окраска устойчиво передается от матери к дочерям, а при половом размножении у ряда видов наблюдается менделевское расщепление (см.: Законы Менделя), свидетельствующее о моногенном наследовании.

Считается, что устойчивый полиморфизм по окраске у тлей связан с тем, что божьи коровки преимущественно охотятся на красных особей, а другой смертельный враг — наездники — предпочитает откладывать яйца в зеленых (см. Гены для синтеза каротиноидов тли получили от грибов, «Элементы», 05.05.2010). Это может приводить к частотно-зависимому отбору: когда становится слишком много красных тлей, на популяцию набрасываются божьи коровки, что делает зеленую окраску более выгодной, но когда зеленые особи начинают преобладать, налетают тучи наездников, и преимущество получают красные тли. Устойчивый полиморфизм в этой ситуации может поддерживаться и без частотно-зависимого отбора за счет пространственно-временной гетерогенности среды (например, если в зависимости от погоды, времени суток и других переменчивых факторов шансы встретиться с божьей коровкой или наездником асинхронно колеблются).

Однако это объяснение едва ли приложимо к тлям, живущим в тесном содружестве с муравьями. Муравьи надежно защищают своих подопечных и от наездников, и от божьих коровок, и от других хищников. Тем не менее, у таких тщательно охраняемых тлей тоже встречается полиморфизм по окраске. Ни частотно-зависимым отбором, ни гетерогенностью условий, ни преимуществом гетерозигот объяснить это не удается.

Японские энтомологи попытались разгадать эту загадку на примере тлиMacrosiphoniella yomogicola. Этот вид распространен в Японии, питается полынью (Artemisia montana) и практически всегда живет под защитой муравьев, но при этом имеет полиморфизм по окраске (см. фото). Чаще всего этих тлей пасут муравьи Lasius japonicus, хотя и другие виды ими не брезгуют (Formica japonica, F. sanguinea, Pheidole fervida, Myrmica kotokui, Camponotus japonicus, Lasius nipponensis).

Для начала исследователи решили проверить, насколько важна для тлей муравьиная забота. Для этого они намазали нетоксичным липким веществомTanglefoot основания восьми стеблей полыни, на которых жили колонии тлей. Это преградило доступ на растения муравьям, но не летающим врагам тлей, таким как наездники и божьи коровки. В качестве контроля использовались восемь таких же растений, не обмазанных липучкой, а также три растения, у которых намазаны были не основания стеблей, а листья, что не мешало муравьям заботиться о тлях. Это делалось, чтобы проверить, не влияет ли на здоровье тлей сама липучка. Результаты получились весьма убедительные. Всего за девять дней жизни без муравьев семь из восьми колоний погибли полностью, а в последней колонии уцелело одно-единственное насекомое. Между тем из восьми контрольных колоний за тот же срок исчезла только одна, а остальные чувствовали себя прекрасно, так же как и три колонии на растениях с измазанными листьями. Таким образом, эксперимент подтвердил, что данный вид тлей практически не может существовать без муравьиной опеки.

Авторы подсчитали всех хищников (наездников, личинок златоглазок, божьих коровок и их личинок) на опытных и контрольных растениях. Как и следовало ожидать, на контрольных растениях хищников оказалось меньше, да и те не подходили близко к охраняемым колониям тлей. Нужно иметь в виду, что муравьи защищают свои стада не только от хищников, но и от эпидемий, своевременно удаляя зараженных особей (см.: Т. А. Новгородова, 2015.Экологические и этологические аспекты взаимодействия муравьев с тлями и афидофагами на разных уровнях социальной организации).

Следующей задачей был поиск факторов, влияющих на интенсивность муравьиной заботы о тлях. В качестве меры заботы использовали число муравьев-пастухов, приходящихся на одну тлю в колонии (APA, ants per aphid). Авторы исходили из допущения, что чем выше APA, тем лучше для тлей. Допущение выглядит правдоподобным, но строгой проверке оно не подвергалось. Было показано только, что тли погибают, оставшись без муравьев, но то, что с ростом числа пастухов монотонно растет качество заботы, просто принималось авторами на веру, и в этом состоит одно из слабых мест исследования.

Авторы собрали 85 колоний тлей из разных районов острова Хоккайдо вместе со всеми муравьями, которые их охраняли. Для облегчения интерпретации результатов выбирались колонии, охраняемые только одним видом муравьев,Lasius japonicus. В каждой колонии были подсчитаны все муравьи и тли, отдельно красные и зеленые. Кроме того, муравьям измерили головы, чтобы оценить размер муравьиной семьи: известно, что крупные семьи производят в среднем более крупных рабочих особей.

Статистическая обработка данных показала, что величина APA (число муравьев в расчете на одну тлю — показатель интенсивности муравьиной заботы) коррелирует с тремя другими параметрами.

Во-первых, муравьиная забота связана отрицательной зависимостью с общим числом тлей в колонии. Иными словами, чем больше в колонии тлей, тем меньше (в среднем) пастухов приходится на каждую тлю.

Во-вторых, APA положительно коррелирует с размером муравьев, отражающим размер муравьиной семьи. Очевидно, это значит, что более крупные и сильные семьи выставляют больше рабочих для ухода за стадами — возможно, просто потому, что могут себе это позволить.

В третьих, — и это главный результат работы — оказалось, что APA зависит еще и от соотношения красных и зеленых тлей в колонии. При прочих равных (то есть после внесения поправок на первые два фактора) получается, что наилучший уход достается тем колониям тлей, в которых доля зеленых особей составляет около 65%, а красных, соответственно, 35%. При сильном отклонении от этого «идеального» соотношения величина APA снижается.

Полученные результаты показывают, что полиморфизм по окраске у тлейMacrosiphoniella yomogicola может поддерживаться муравьями, которые по неясным пока причинам уделяют больше внимания разноцветным колониям тлей, чем мономорфным. Если последующие исследования подтвердят этот вывод, можно будет говорить об открытии принципиально нового механизма поддержания полиморфизма. Этот механизм основан на симбиотических взаимоотношениях и своеобразном групповом отборе, осуществляемом симбионтами. Но только сначала нужно доказать, что тли в колониях с высокими значениями APA действительно размножаются лучше, чем в колониях с меньшим числом пастухов.

Почему муравьи энергичнее пасут разноцветных тлей? На этот счет пока можно строить лишь догадки. Может быть, всё дело в более или менее универсальных свойствах зрительного восприятия: контрастные цветовые пятна сильнее привлекают внимание, чем монотонно окрашенные объекты, и это справедливо, наверное, для любых животных с цветным зрением (вспомним хотя бы упомянутых выше пауков Nephila maculata). Не исключено также, что муравьиные предпочтения развились в ходе эволюции как полезная адаптация. Авторы осторожно предполагают, что разноцветные стада могут быть выгодны муравьям, если зеленые тли полезны чем-то одним, а красные другим. В дальнейшем авторы собираются это проверить. Например, может оказаться, что одна из морф (допустим, зеленая) производит более качественную падь, а другая (красная) успешнее предотвращает цветение полыни. Когда полынь по осени зацветает, живущие на ней партеногенетические колонии тлей обычно гибнут, и только тли с незацветших растений успевают перейти к половому размножению и отложить зимующие яйца. В таком случае муравьям выгодно сохранять в своем стаде некоторое количество красных особей, чтобы на следующий год на этом и соседних растениях было больше тли. Можно придумать и другие гипотетические выгоды. Впрочем, пока всё это лишь фантазии, для проверки которых энтомологам придется приложить немало усилий.